Храм вмч. Георгия Победоносца
в Мытищах
на территории воинской части

РУССКАЯ ПРАВОСЛАВНАЯ ЦЕРКОВЬ
Сергиево-Посадская епархия
Мытищинское благочиние

Страх священный

Страх священный
Автор текста:
А.В. Черняев
Текст читает:
Леонид Кулагин. Эдуард Марцевич

Почему первобытные люди рисовали на стенах своих пещер величественных мамонтов и медведей? Со школьной скамьи мы помним «материалистическое» объяснение: дескать, это проявление магии, с помощью которой древние охотники пытались привлечь свою добычу – источник пропитания. Но почему тогда не изображались речные рыбы или съедобные растения? Согласно выводам ученых‑исследователей, в наскальных рисунках первобытный человек запечатлел те существа, которые потрясали его своим могуществом, вызывавшим страх и преклонение. Именно этот священный ужас перед воплощением сокрушительного и непостижимого, необходимость как‑то научиться жить в его присутствии, преобразить холодящий душу образ и послужили пробуждению в человеке жажды творчества, вдохновили на создание первых в истории памятников искусства.

Начиная с этих древнейших произведений, исполненных удивительного мастерства и глубочайшей экспрессии, едва ли не вся человеческая культура создана той же неизбывной потребностью человека заглянуть в глаза собственного страха – и «приручить» его, укрыться от него подальше в комфортабельной «пещере» цивилизации… Титанические усилия многих поколений ушли на то, чтобы свести к минимуму такие источники страха, как безжалостные природные бедствия и коварные эпидемии болезней, суровую жестокость общественных установлений и безграничную власть воинственных правителей, способных по мановению руки топить в крови целые народы…

Многие угрозы, дамокловым мечом нависавшие над человечеством в течение тысячелетий, остались в прошлом, однако «его величество страх» по‑прежнему сохраняет свою роковую власть над людьми. Более того: в стерильной, благоустроенной и перестрахованной обстановке современной цивилизации человек испытывает нужду в дополнительных инъекциях страха, в погоне за которыми смотрит щекочущие нервы фильмы ужасов, бросается в экстремальный спорт и проявляет беспричинную агрессию, которую психологи называют превращенной формой все того же страха. Оказывается, страх – совсем не простое явление душевной жизни, он ужасает и отталкивает нас, но одновременно влечет к себе загадочным магнетизмом.

Все, все, что гибелью грозит,
Для сердца смертного таит
Неизъяснимы наслажденья и –
Бессмертья, может быть, залог!
И счастлив тот, кто средь волненья
Их обретать и ведать мог…[1]

Разгадать таинственную загадку страха попытался великий датский философ и богослов XIX века Серен Кьеркегор. В своей книге «Понятие страха» он указывает, что нужно различать боязнь и испуг, которые вызывают те или иные внешние угрозы, и более глубокий, безотчетный страх‑ужас, страх‑тоску. Подобный «метафизический страх» не поддается обычной логике причинно‑следственных объяснений. Он никогда не встречается у животных и возникает только в глубинах человеческой души, свидетельствуя о духовной природе человека, наделенного вечной свободой нравственного выбора, вновь и вновь стоящего перед нелегкой дилеммой между добром и злом: «Страх можно сравнить с головокружением. Тот, чей взгляд случайно упадет в зияющую бездну, почувствует головокружение… Точно так же страх – это головокружение свободы, которая заглядывает вниз, в свою собственную возможность».

Расхожее мнение, будто человек должен избегать любого страха вообще, требует важного уточнения. Действительно, быть во власти так называемого «животного страха», т. е. малодушной боязни‑испуга перед обстоятельствами, – вещь недостойная. Однако гораздо хуже путать «животный страх» с голосом совести, с проявлением в нас бессмертного духа и пытаться заглушить его любым способом: тут‑то и подстерегает падение до животного состояния. Тщетны любые попытки преодолеть «метафизический страх», устраняя внешние причины, ведь это то же самое, что лечить симптомы вместо самой болезни. Бегство от страха собственной духовной свободы приводит лишь к горшему порабощению – обыденностью, алкоголем, наркотиками, пустыми развлечениями.

Этот страх, неотступно напоминающий нам о самом главном в жизни, об ответственности за выбор своей судьбы, о верности своему выбору, подобает встречать честно и мужественно. Он приходит, словно посланник свыше, от которого некуда спрятаться, и строго вопрошает: не потерял ли ты себя в сутолоке повседневности, не сбился ли с пути жизни? В мучительном озарении «метафизического страха» человеку открывается зрелище обнаженности собственной души, как она есть перед лицом бытия – и перед лицом незримого высшего присутствия… Это чувство подобно тому страху и стыду, который испытывал первый человек после грехопадения, пытаясь скрыться от Господа Бога, вопрошавшего: «Адам, где ты?» В то же время этот страх целителен, именно его прикосновение открывает нам путь к просветлению, к истинному благу: Начало мудрости – страх Господень; доброе разумение у всех, водящихся им (Притч. 1,7).

Отчего к нам является страх,
От которого некуда деться?
Дочка с соскою спит на устах –
Ничего не боятся младенцы…
 
Все же детству приходит конец;
Призовет нас тропа многоточий –
И сонливую нежность сердец
Схватит мистика щупалец ночи…
 
Замер мир весь в ночи, не дыша,
Эху чуткому медля с ответом…
Отчего же дрожишь ты, душа,
Как осина, качаема ветром?..
 
И душа осветила мне тьму,
И звучал ее голос все ближе:
– Я дрожу, милый друг, потому,
Что опасностей множество вижу!
 
Ты не видел лица моего!
Ты не слышал души аромата!
Может быть, я дрожу оттого,
Что собою я слишком богата! –
 
И душа убежала в слезах,
В ливнем хлынувших ливнях прозренья,
Безотчетный оставив мне страх,
Крик младенца от боли рожденья[2].

 

[1] Пушкин А. Пир во время чумы.

[2] Карпенко А. «Отчего к нам является страх…».


Слушать аудиопередачу «Страх священный»