Ад: жизнь или смерть?
«Человек осужден быть свободным – свободным без Бога!» Этот лозунг, брошенный Ж.‑П. Сартром в послевоенную молодежную среду, во многом определил характер второй половины XX века в западном мире – эпохи сексуального бешенства, бунта против любых традиционных ценностей, да и вообще жизненных ценностей как таковых. Но что послужило первым толчком к такому решительному отвержению пути, которым человечество шло тысячелетиями? Ответ, конечно же, кроется в детстве. «Только однажды, – пишет Сартр, – у меня возникло чувство, что Бог существует. Играя со спичками, я прожег маленький коврик. И вот, когда я пытался скрыть следы своего преступления, Господь Бог вдруг меня увидел – я ощутил его взгляд внутри своей черепной коробки и на руках; я заметался по ванной комнате, до ужаса на виду – ну просто живая мишень. Меня выручило негодование: я пришел в ярость от Его наглой бесцеремонности и начал богохульствовать… С тех пор Бог ни разу на меня не смотрел»[1].
В рассказе современной японской писательницы Рюноскэ Акутагавы есть такая картина преисподней: «В бушующем пламени и дыму, истязуемые адскими слугами с бычьими и конскими головами, люди судорожно мечутся во все стороны, как разлетающиеся по ветру листья. Там женщина, видно, жрица, подхваченная за волосы на вилы, корчится со скрюченными, как лапы у паука, ногами и руками. Тут мужчина, должно быть, какой‑нибудь правитель, с грудью, насквозь пронзенной мечом, висит вниз головою, будто летучая мышь. Кого стегают железными бичами, кто придушен тяжестью камней, которых не сдвинет и тысяча человек, кого терзают клювы хищных птиц, в кого впились зубы ядовитого дракона, – пыток, как и грешников, там столько, что не перечесть»[2].
Сегодня подобные образы Дантова ада уже не производят шокирующего впечатления. С начала прошлого столетия мир знавал не просто аллегорические, художественные образы ада, но вполне ощутимое зловоние, просачивающееся из преисподней:
Плоды этой «работы» сегодня известны всякому. Инфернальные картины Иеронима Босха или Сальвадора Дали или даже истерический пафос Ницше – не более чем легкая разминка к торжественному шествию обитателей преисподней по судьбам XX века. Легко заметить, что «работа адова» и «приговор быть свободным» постоянно переплетаются и в судьбах людей, и в судьбах целых народов. Как это ни может показаться странным, но христианство смотрит на ад именно как на место, где до конца выполнено обещанное Богом человеку – быть свободным! – ведь образ Божий прежде всего состоит в свободе человека! Должно же быть пристанище у тех, кто вместе с Сартром и Иваном Карамазовым «свой билет на вход спешат возвратить обратно», – особое, выделенное, обособленное – для тех, кому тошно быть в Божественном мире! Там, в преисподней, им предоставлена возможность жить самим собою, не по‑Божиему, а по‑своему, не по любви, а «по своему хотению» – хотя едва ли можно назвать жизнью вечное пребывание в аду…
Как рай, так и ад для человека начинаются еще во время земной жизни.
Адская мука – это свободный выбор человека. Более того – выбор желанный. Ведь бывает упоение яростью или даже злорадство – это тоже своего рода «радость», только с демоническим смешком. Именно эти извращенные «радости», ставшие сущностью человека, и будут подобно червю вечно пожирать грешников в аду. «Мука – свидетельство неспособности любить», – писал Ф.М. Достоевский. «Ибо возмездие за грех – смерть», – не переставал повторять апостол Павел. Вечное умирание неумирающей души, неостановимое отдаление от источника жизни – Бога – само по себе становятся мучением вечного опустошения. Не Бог изобретает для грешников наказания и мучения, нет: источник страданий грешники порождают внутри себя сами. Святой Василий Великий по поводу адских мучений писал: «Те, которые делали зло, воскреснут на поругание и стыд, чтобы увидеть в самих себе мерзость и отпечатление соделанных ими грехов. И может быть, страшнее тьмы и вечного огня тот стыд, с которым увековечены будут грешники, непрестанно имея пред глазами следы греха, совершенного во плоти, подобно какой‑то невыводимой краске, навсегда остающейся в памяти душ их… Жесточайшее из всех мучений – вечный позор и вечный стыд».
«Ад не есть какая‑либо вечная жизнь вне Христа, – пишет Е.Н. Трубецкой, – ибо вечная жизнь одна: она только в Боге, только во Христе. Отпадение ада от Бога есть отпадение смерти, а не отпадение жизни». Именно поэтому существование отпавшей от Бога твари в аду есть «увековеченный миг окончательного разрыва с жизнью».
[1] Сартр Ж.‑П. Слова.
[2] Акутагава Р. Муки ада.
[3] Маяковский В. Разговор с товарищем Лениным.