Религиозная энциклопедия

Иван Ильин утверждал, что создание культуры требует оседлого образа жизни. Оседлость – это постоянство и преемственность, это способность структурировать мир, выделяя в нем центр и периферию. Оседлость также предполагает любовь к собственной истории. Такая любовь не изгоняет из прошлого ни одного, даже самого несчастливого, эпизода, но все принимает в себя, создавая целостный и величественный сюжет, в свете которого и заурядное событие приобретает уникальную драматургическую ценность. Одним словом, оседлость – это верность – в противоположность ветрености кочевника, который ежедневно отрицает самого себя и начинает жизнь с чистого листа. Тот, кто каждое утро снимается с места и уходит вслед за течением реки, образует крайне условную личность, познать которую ничуть не проще, чем дважды войти в одну и ту же реку.

Все знают, что разум – великая способность, открывающая нам врата познания Бога, мира, самих себя. В то же время разве не эйфорическая вера в человеческий разум, в созданные им теории потребовала миллионов жертв и занесла над миром «дамоклов меч» ядерного апокалипсиса?.. Разум – не только счастливый дар, но и коварное проклятие человечества. Для постижения высших тайн мироздания и гармонии людского бытия нужен более тонкий инструмент, чем однобокий «евклидовский разум». Ученые и философы вполне осознали нищету разума лишь недавно, хотя Церковь говорит об этом уже очень давно. «Не обратил ли Бог мудрость мира сего в безумие? – вопрошает св. апостол Павел, – Бог избрал немудрое мира, чтобы посрамить мудрых… Кто из вас думает быть мудрым в веке сем, тот будь безумным… Ибо мудрость мира сего есть безумие пред Богом». И уже много веков назад были святые, сознательно отвергшие земной разум во имя разума иного – Божественного.

Никогда, наверное, не сосчитать, сколько людей, задумавшись о вечных вопросах, о религии, так и не переступили порог храма. Почему? Что становится непреодолимым препятствием, которое, словно бетонная стена, вдруг вырастает перед ищущим глотка вечности человеком? Оказывается, всего лишь один миф. Причем молодой, не из тех, бородатых, с тысячелетней историей, а вполне современный и очень даже популярный. Это миф о том, что христианство и есть главный враг житейских утех и наслаждений: «Долой Иисуса!» и «Да здравствует Дионис!», «Блаженство – здесь!» – звучит рефреном почти в каждом сочинении Фридриха Ницше.

У каждого человека хоть однажды бывает ситуация, связанная с жизненно важным выбором, и от того, как человек откликался на голос совести, зависит очень и очень многое в его судьбе. Достоин сожаления тот, кто пытался вести со своей совестью нечестную игру. Даже если явный голос совести заглушен, она все равно пробьется в неожиданных жизненных «срывах» или болезнях, в приступах безотчетной тревоги или просто в мучительном ощущении неудачной, растраченной впустую жизни.

Слово Бога и слова человеческие. Его Слово – как «власть имеющего», исполнено силы и могущества. Его Слово рождает время и вечность, мир духовный и мир земной, горы и моря, леса и озера. Он говорит – и в ответ Его песне земля радостно произрастает траву и деревья, вода изводит рыб и пресмыкающихся. Несется Его Слово над лицом земли – и безгласие материи наполняется многоголосьем живых душ, щебечущих и поющих свои песни, напетые мелодией Божественного Слова. И лишь человек создается не только по велению, но и по Самому Образу Божественного Слова: только человек одаряется даром слышать слово, мыслить и говорить.

Что сегодня считают любовью? В лучшем случае глубокое чувство, которое охватывает человека, своего рода эмоциональный подъем или всплеск. Но чувства – ах, как же они обманчивы и непостоянны! И если великое, грандиозное здание любви строить только на чувствах – то же, что строить на песке. Ведь все равно придет непогода, да и чувства меняются, их невозможно законсервировать – и смотришь с болью, как то здесь, то там дают крен, ломаются судьбы и рушится любовь, казавшаяся крепкой, как камень. Ведь даже ученики Христа, искренне Ему преданные, не выдержали, когда увидели Его умирающим на Кресте! Человеческое, все это слишком человеческое непостоянство.

Тот, кто читал Евангелие, не мог не обратить внимания на конфликт, напряженность которого нарастает с каждой страницей. С одной стороны – Христос, как сказали бы сегодня, «недипломированный» Учитель, с другой – профессионалы, «академики и профессора» своего дела – книжники и фарисеи. Разве не это столкновение книжной мудрости законников и шокирующей простоты Христова благовестия приводит Его к Голгофе и позорной смерти? Но как могло случиться, что хранители Божественной мудрости священных книг так решительно восстали против Того, Кем и были вдохновлены Писания?

Вокруг корня «честь» в нашей речи вращается целый ряд понятий. Это и честность, и почет, почтение, почести и благочестие. Все эти слова объединяет одно: речь идет о чем‑то столь важном, что не может не вызывать почитания, уважения, желания подражать. Человек чести – это не просто тот, кто не лжет, кто держит слово и выполняет обещанное. Говорящий: «Честь имею!» – утверждает, что ему есть за что умереть. И то, ради чего он готов отдать жизнь свою, не ограничивается рамками временного земного бытия.

В одной из московских школ детям начальных классов предложили написать письмо… Богу. Детские вопросы оказались неожиданными: «Господи, а Ты маму слушал в детстве?» «Синее небо, Господи, это когда у Тебя хорошее настроение?» «Вообще‑то я не верю в Тебя. Вот скажи, почему люди не видят Тебя?» «Почему весной, когда вечером Ты включаешь на небе звезды и дуешь на Землю теплый ветер и вокруг тихо‑тихо, мне иногда хочется плакать?» И тут вдруг искреннее недоумение: «А слава Тебе жить не мешает?»…

Можно ли сказать о Боге, что Он мстит человеку за его грехи, наказывая его и в этой жизни, и в будущей? А может, никто никого не наказывает – просто каждый сам расплачивается за свои ошибки? Но если пристальнее посмотреть вокруг, нельзя не заметить, что между грехом и наказанием нет равновесия: преступники порой благоденствуют, а на праведных то и дело обрушиваются беды. Если бы не было Бога, а был лишь некий универсальный закон бытия – такой же формальный, неизменный, безразличный, как закон земного тяготения, – вот тогда была бы прямая зависимость между грехом и наказанием. Но там, где появляется Бог как Личность, взыскующая Своего Друга – человека, там отношения выстраиваются уже по‑иному.