Беседы о Таинстве Причащения. Беседа вторая.

«Иисус сказал им в ответ: истинно, истинно говорю вам:
вы ищете Меня не потому, что видели чудеса,
но потому, что ели хлеб и насытились.
Старайтесь не о пище тленной, но о пище,
пребывающей в жизнь вечную,
которую даст вам Сын Человеческий»

(Евангелие от Иоанна. 6 глава, 26-27 ст).

Вначале я хотел бы немного освежить в памяти то, о чем мы говорили вчера. Мы говорили о том, что только в Евхаристии, только в Причащении является Церковь. Ни в чем ином: ни в миссионерстве, ни в проповедничестве, ни в образовании, ни в благотворительности, ни в аскетизме. Это все присутствует в Церкви, но только потому, что освящается Евхаристией. Поэтому собрание церковное – это собрание исключительно Евхаристическое, собрание для Причащения. И это тот самый ценный, самый главный дар, который дарован Богом человечеству для того, чтобы можно было снова с Ним соединиться, вновь вступить в Богообщение.

Вчера после беседы мне задали вопрос: «Как нам быть: мы венчались, и причастились до венчания, а вот после венчания мы причастились не сразу, а через какое-то время. Действительно ли наше венчание?» Этот вопрос был связан с теми моими словами, что всему совершаемому в Церкви дает силу, завершенность только Евхаристия.

И правда, можно сделать вывод, что после Крещения, Венчания, Соборования и других таинств Церкви сразу причастившись можно считать, что все сделано. Но это будет слишком примитивное рассуждение. Мы должны помнить вот о чем.  Действительно, любое таинство венчается Евхаристией, но, когда святые отцы говорят о том, что без Евхаристии таинства не являются совершенными, то они имеют  в виду не единичный акт, а евхаристичность жизни. Когда человек, принимающий Крещение или вступающий в брак, или участвующий в соборовании, не живет евхаристической жизнью, то эти таинства для него будут бесплодны, даже если он после них и причастился. Здесь речь может идти только о постоянной евхаристической жизни: с момента Крещения и до погребения на земле. И продолжается эта жизнь уже в Царстве Божием. Мы должны понимать, что все таинства, в которых мы участвуем, все молитвы, которые мы к Богу возносим, все добрые дела, которые мы делаем, должны постоянно, как солнечным светом, озаряться Евхаристией.

Мы уже говорили о том, что каждый христианин являет собой некую часть единого тела-Церкви и вне Евхаристии он представляет собой только эту часть, но участвуя в Евхаристии, он являет свою сопричастность всему телу. Поэтому нельзя только один раз участвовать в Евхаристии, а потом больше к ней не прибегать. В таком случае мы являемся отсеченными, не живыми членами этого тела.

****

Сегодня мы поговорим о том, чему является свидетелем и в чем участвует христианин, будучи на Литургии. Это очень важные вещи, на которые мы не много обращаем внимания. Первое, о чем стоит говорить – это то, что в Евхаристии мы соединяемся с Богом и через это соединение с Богом мы достигаем и единства друг с другом, мы преодолеваем раздробленность, разрозненность. Мы прекрасно знаем, как трудно жить, когда нет понимания у людей друг с другом, когда существует разделенность, и мы хотели бы, чтобы между нами было бы единство, но его очень сложно достичь. Мы знаем, как этого единства сложно достичь на уровне даже самых, казалось бы, близких людей – мужа и жены, не говоря уже об уровне семейном, общественном, государственном. Достижение этого единства возможно только в Церкви через участие в Евхаристии.

Все попытки, которые предпринимались и предпринимаются в мире объединить людей вне Евхаристии, заканчивались катастрофой, потому что эта раздробленность, разрозненность является следствием не просто нашего личного произвола, который можно каким-то образом победить, внушив человеку, что так жить нельзя или принудив его к этому, но это следствие грехопадения, это внутри нашей природы. И даже сами можем, если вглядимся в себя, увидеть, насколько мы не едины, не целомудренны, не цельны, – мы раздроблены. И эта раздробленность в природу внесена грехом. И только в Церкви возможно эту раздробленность победить через Евхаристию.

Бог воплотился для того, чтобы упразднить эту греховную раздробленность, всех собрать воедино. Апостол Иоанн Богослов говорит: «Иисус умрет за народ и не только за народ, но чтобы и рассеянных чад Божиих собрать воедино» (Ин.11,52). Сам Господь в первосвященнической молитве в преддверии Своих страданий молится Богу Отцу: «И о верующих в Меня по слову их, (т.е. апостолов) да будут все едино, как Ты, Отче, во Мне, и Я в Тебе, так и они да будут в Нас едино,- да уверует мир, что Ты послал Меня. И славу, которую Ты дал Мне, Я дал им: да будут едино, как Мы едино. Я в них, и Ты во Мне; да будут совершены́ воедино, и да познает мир, что Ты послал Меня и возлюбил их, как возлюбил Меня»  (Ин.17,20-23). То есть Господь молится о том, чтобы верующие, христиане впоследствии, соединились друг с другом, объединились друг с другом. Но еще раз повторяю, это объединение невозможно внешними средствами, невозможно никаким убеждением или принуждением, это возможно только посредством того дара, который даруется Господом Иисусом Христом в Причащении.

Из этого опять-таки следует, что Причащение не может быть единичным актом: после Крещения, после Венчания или после какого-то события. Это образ жизни христианина. В Книге Деяний апостолов о  первых христианах сказано, что «у множества же уверовавших было одно сердце и одна душа» (Деян. 4,32). Это сложно понять и еще сложнее объяснить, как у множества может быть такое единство. Это единство, единое сердце и одна душа, определялись Евхаристией, потому что все собирались в единое собрание для преломления хлеба и совершения Трапезы Господней.

В прошлый раз я приводил высказывание священномученика Дионисия Ареопагита о том, что дарами Евхаристии является полное совершенство христианина, и через Евхаристию человек приводится к Единому. Он так и называет, – Единому, то есть к Богу. Все приходят к Единому и все в Нем объединяются. Именно и исключительно через Евхаристию совершается это единение всех друг с другом. Эту же мысль  развил впоследствии преподобный Максим Исповедник. Он очень любил творения священномученика Дионисия Ареопагита и очень много времени посвятил  их изучению. И вот он развивает эту  мысль святого отца и говорит следующее: «…подобным же образом дело обстоит и со Святой Церковью Божией, поскольку она, будучи образом Первообраза (то есть Бога), совершает относительно нас действия, подобные делам Божиим. Ибо велико и почти неисчислимо число мужей, жен и детей, которые разнятся и сильно отличаются друг от друга родом и видом, национальностью и языком, образом жизни и возрастом, умонастроением и искусством, обычаями, нравами и навыками, знаниями и положением [в обществе], а также судьбами, характерами и душевными свойствами. Оказываясь же в Церкви, они возрождаются и воссозидаются Духом; Она дарует и сообщает всем в равной мере единый божественный образ и наименование – то есть быть и называться Христовыми. И еще Она дарует им, в соответствии с верой, единую и простую, неделимую и нераздельную связь, которая не позволяет проявляться многим и бесчисленным различиям каждого, возводя всех к всеобщности и соединяя их в ней. Вследствие этого никто ничего не отделяет от общего ради себя; все срастаются и соединяются друг с другом одной простой и нераздельной благодатью и силой веры».

Преподобный Максим Исповедник говорит о том, как возможно единение: только в Церкви, которая является образом Первообраза, то есть Бога, и только через Евхаристию, через соединение в Теле Христовом.

Может быть, именно потому, что люди, во-первых, не часто приступают к Чаше, и  во-вторых, не все вместе приступают к Чаше, существует у нас так много непонимания друг с другом, даже внутри, казалось бы, одного прихода. Мы не знаем друг друга, мы не понимаем друг друга, мы готовы даже здесь, в стенах храма, обидеть, осудить или наоборот обидеться. То есть, вместо единства мы, наоборот, культивируем раздробленность, разрозненность. Мы даже не пытаемся хотя бы на время приобрести опыт преодоления этой разобщенности. Мы не воспринимаем человека рядом с нами, как своего брата или сестру по духу. Апостол Павел в послании к Римлянам пишет совершенно замечательные слова: «Будьте братолюбивы друг к другу с нежностью; в почтительности друг друга предупреждайте» (Рим. 12,10).

Очень важно осознать, что иного пути для преодоления этой раздробленности в мире нет. Объяснить, каким образом это происходит, – невозможно. Мы просто можем это ощутить, когда станем жить  действительно евхаристической жизнью. Не время от времени, а именно жизнью.

Это первое, о чем я хотел бы сказать, именно о достижении единства, и с Богом, и друг с другом через таинство Евхаристии. И второе тоже не менее важное, чему становится причастен христианин, – это то, что Евхаристия являет собой Царство Божие. Царство Божие уже пришедшее в силе, не на каком-то символическом или психологическом уровне, не как некое ожидание, а как уже совершившийся факт, как состоявшееся событие. Это тоже очень непросто рационально понять, но с момента апостольской проповеди и в дальнейшем это было вполне естественно для христианской жизни. Литургическое, Евхаристическое собрание было собранием эсхатологическим.

Эсхатология (в переводе с греческого ἔσχατον - «конечный», «последний» + λόγος - «слово», «знание») – это учение о последних судьбах мира, о наступлении вечности и Царства Божия. И вот Евхаристия как раз и вводит человека в это Царство Божие. Как мы относимся к Литургии, к богослужению, к самой службе? Как правило, мы относимся к ней, как к воспоминанию прошлого, воспроизведению жизни Христа от Его рождения до вознесения. Получается, что Литургия – это просто некое воспоминание. Но тогда мы ничем не отличались бы от протестантов, потому что для них Святые Дары, которые преподаются в Церкви являются не Телом Христовым, а лишь символом, воспоминанием прошлого. Мы же говорим, что это подлинно Тело и Кровь Господни и уже поэтому просто о каких-то пустых воспоминаниях прошлого речи быть не может.

Восприятие Литургии, как воспроизведения прошедших событий, было чуждым  христианскому сознанию I тысячелетия. Очень хорошо это проявляется в самом чине Литургии. Я хотел бы сейчас прочитать молитву, которую произносит священник. Вы ее не слышали никогда. Она произносится тайно, не в том смысле, что она секретная, а в том смысле, что священник произносит ее про себя в то время, как хор поет другое песнопение. Эта молитва произносится во время самой важной части Литургии – Евхаристического канона. Вот эта молитва: «Поминающе убо спасительную сию заповедь (то есть «вспоминая спасительную эту заповедь». Какую заповедь? «Приимите ядите, пийте вси») и вся, яже о нас бывшая: (то есть все, что было ради нас, все, что БЫЛО ради нас) Крест, гроб, тридневное Воскресение, на небеса восхождение, одесную седение, второе и славное паки пришествие…». БЫЛО ради нас. Да, Крест был, гроб был, Воскресение  было, вознесение было, одесную Бога Отца седение тоже было и есть, но второго пришествия-то еще не было! Почему же здесь мы молимся и благодарим Бога и за то, чего еще не было?

Эти слова говорят нам о том, что Литургия – вовсе не воспоминание прошлого. Это было бы слишком примитивно. Литургия динамично вводит нас в жизнь будущего века. И даже не в будущее вводит, потому что будущее – это категория греховного мира, раздробленного мира, когда время разделилось на прошлое, настоящее и будущее, а вводит в новую жизнь, в Царствие Божие.

Когда желающим принять крещение объясняли смысл христианского вероучения, то, конечно же, объясняли и саму Литургию, ее смысл и значение. Я хотел бы привести вам то объяснение, которое дает преподобный Максим Исповедник. Он жил в VI-VII веках, и в своей книге, которая называется «Мистагогия», то есть  тайноводство, введение в таинственную жизнь Церкви тех, которые уже крестились, он следующим образом объясняет главные моменты, структуру Литургии. Нам сейчас предстоит вспомнить все эти основные моменты.

Он начинает с символики входа епископа и народа в храм. Для нас это немножко необычно, потому что мы входим сами в церковь. Священник приходит еще раньше, все готовит. Люди приходят, когда уже открыто. Этот древний вход в церковь сейчас называется «малый вход с Евангелием», когда священник берет Евангелие с престола, обносит его вокруг него, выносит на солею, подносит к царским вратам и потом, после возгласа «Премудрость! Прости!», входит с ним опять в алтарь. Такой своеобразный выход и вход. В древности это был именно вход в церковь епископа и народа. Так вот, именно этот вход епи

скопа и народа символизировал первое пришествие Христа. Так его объясняет преподобный Максим Исповедник. Он говорит: «…первый вход архиерея во время этого священного Собрания (то есть Литургии) есть образ и изображение первого пришествия во плоти в этот мир Сына Божия, Христа Спасителя нашего. Своим пришествием Он освободил и искупил естество человеков, порабощенное тлению, подвергшееся смерти через свое грехопадение и тиранически управляемое диаволом. Невинный и безгрешный, Он заплатил за людей весь долг, словно Сам был виновен, возвратив их к благодати Царствия и отдав Себя Самого в выкуп и искупление за нас. Вместо наших тлетворных страстей Он принес Свою животворную страсть – целительное и спасительное врачество всего мира».

Войдя в храм, епископ заходит в алтарь: «Вознесение Его (Христа) на небеса и возвращение на преднебесный престол, которое следует за этим пришествием, символически изображается вхождением архиерея в алтарь и восхождением его на Горний… престол».

А что изображает приход народа, людей в  церковь? «…вход народа в Церковь вместе с иерархом означает обращение неверующих от неведения и заблуждения к познанию Бога, а также переход верующих от порока и незнания к добродетели и ведению. Ибо вход в Церковь показывает не только обращение неверующих к истинному Богу, но и указывает каждому из нас, верующих, хотя и преступающих заповеди Господа своим распущенным поведением и постыдной жизнью, на исправление путем покаяния. Ведь всякий человек: убийца, прелюбодей, тать (вор), надменный, гордец, строптивец, корыстолюбец, сребролюбец, клеветник, злопамятный, гневливый, раздражительный, хулитель, наушник, завистник, пьяница – одним словом, чтобы не перечислять все виды зла, – всякий человек, одержимый каким-либо пороком, коль скоро он перестанет добровольно поддаваться ему и намеренно совершать его, и переменит жизнь свою к лучшему, предпочитая добродетель пороку, то он должен подлинно и действительно считаться входящим со Христом как Богом и Архиереем в добродетель, иносказательно понимаемую как Церковь». Вот такой смысл вкладывается во вхождение в церковь архиерея и народа.

Затем по ходу Литургии следует чтение Священного Писания: отрывков из Апостола и Евангелия. Что оно обозначает? «Чтения Священных книг открывают божественную и блаженную волю и советы Всесвятого Бога. Посредством них каждый из нас, по мере своих сил, воспринимает наставления, руководящие его действиями, и узнаёт законы божественных и блаженных подвигов».

Таким образом, Священное Писание является нашим руководителем по жизни. Это воля и совет Бога каждому христианину.

После чтения Евангелия архиерей сходит с Горнего места и дальше происходит удаление тех, которые еще не верные, тех, которые еще не приняли крещение, тех, которые еще оглашаются или тех, которые совершили грех и находятся в состоянии покаяния и не имеют права приступать к Причащению. Преп. Максим Исповедник говорит: «Вообще же оно (то есть чтение Священного Писания) обозначает скончание мира сего. Ибо после божественного чтения святого Евангелия, когда архиерей сходит с престола, священнослужители производят отпуст и удаление из храма оглашенных, а также прочих, недостойных божественного созерцания таинств, которые будут явлены. Это действие само по себе обозначает и предызображает истину, образом и изображением которой оно служит, как бы взывая к этим [оглашенным и недостойным]: после того как проповедано будет сие Евангелие Царства, – как написано, – по всей вселенной, во свидетельство всем народам; и тогда наступит конец (Мф. 24:14), который случится при втором пришествии с небес, с великой славой великого Бога и Спасителя нашего Иисуса Христа (Тит. 2:13)».  То есть, дальнейшие события после чтения Священного Писания – это изображение второго Пришествия Христа, наступления Страшного Суда, в котором здесь мы все участвуем. Здесь и сейчас!

Затем в древности было так, что закрывались двери, вводящие в храм. И никто посторонний, даже верный, но, который по какой-либо причине опоздал, уже не мог войти в церковь. Отголоском этого обычая остался только возглас на современной Литургии перед пением Символа веры, который мы, может быть, не совсем понимаем: «Двери, двери!» В древности дьяконы призывали привратников, чтобы они закрывали двери, и уже с этого момента никому нельзя было войти. Выходить никто не собирался, а вот войти уже нельзя было. Преп. Максим пишет: «Закрытие врат Святой Церкви Божией, бывающее после священного чтения святого Евангелия и удаления оглашенных, показывает преходящесть перстных и вступление достойных в духовный мир, то есть в брачный чертог Христов, которое произойдет после того страшного отделения и еще более страшного Суда».

Затем так называемый Великий Вход, вход с Дарами, с уже приготовленным для освящения Агнцем. «Вход святых и досточтимых даров есть начало и прелюдия новому обучению, которое свершится на небесах, о Домостроительстве Божием касательно нас и откровение тайны спасения нашего, сущей в святилищах божественной сокровенности».

Это образ начала нового знания, которое человек будет получать от Самого Бога, как некогда Адам в раю до грехопадения. Этим показывается, что совершенству человека, познанию им мира не будет предела.

Дальше Символ Веры, который поется в церкви и является историческим исповеданием веры, составленным на Вселенских Соборах. «Исповедание божественного символа веры, совершаемое всеми, предвещает то таинственное благодарение, которое мы будем приносить [Богу] в будущем веке за необыкновенные пути и способы, употребляемые для нашего спасения премудрым Промыслом Божиим».

То есть, это благодарению Богу за наше спасение.

Молитва «Отче наш». «Пресвятое и благоговейное призывание великого и блаженного Бога и Отца есть символ воипостасного и реального усыновления [людей] по дару и благодати Святого Духа. Вследствие этого усыновления, когда с пришествием благодати побеждается и скрывается всякая человеческая самость, сынами Божиими нарекутся все святые, которые уже в здешней жизни через добродетели светло и преславно украсили себя божественной красотой благодати».

Другими словами, когда мы говорим: «Отче наш, иже еси на небесех», мы тем самым свидетельствуем, что реально усыновлены Богом.

Завершающая часть Литургии – Причащение Тела и Крови Христовых. «Исповедание, - говорит преп. Максим Исповедник, - совершаемое всем верующим народом в конце таинственного священнодействия произнесением “Един Свят, Един Господь” и последующего, показывает сокровенные, превышающие ум и разум, связь и соединение с единством Божественной Простоты, которых сподобятся – по Богу премудро и таинственно – совершенные в нетленном духовном веке. Там, созерцая свет незримой и сверхизреченной славы, они вместе с горними силами становятся вместилищем блаженной чистоты.
Вслед за этими песнопениями происходит, как свершение всего, преподание таинства; кто причащается ему достойным образом, тех оно преобразует сообразно самому себе и делает, по благодати и сопричастию, подобными первопричинному Благу и обладателями всего, что принадлежит Ему, насколько это возможно и доступно для людей. Поэтому и они могут, по усыновлению и благодати, быть и называться богами, поскольку весь Бог всецело наполнил их, не оставив в них ничего, что было бы лишено Его присутствия.

Святым причастием пречистых и животворящих тайн [показывается] общность и тождество с Богом по сопричастности, воспринимаемые через наше подобие [Ему]. Посредством причащения человек удостаивается стать из человека богом».

Это то, о чем говорили практически все святые отцы: «Бог для того становится человеком, чтобы человек стал богом». Каким образом человек может стать богом? Сейчас мы поняли. Через Причащение. Через Евхаристию. Это – то средство, через которое Бог усыновляет себе человека, возвращает отпадшего к себе. Поэтому, как говорил один из православных богословов, протопресвитер Николай Афанасьев, «Евхаристия есть пир Божий, на котором мы, предвосхищая второе Его славное пришествие, пьем и едим с Ним, и Он вкушает с нами новое вино в Царствии Своем».

Итак, Литургия – это не простое воспоминание прошлого, это уже жизнь будущего, это уже созерцание Царства Божия. То есть Бог дает нам такую возможность, не выходя из этой жизни пережить и второе пришествие и страшный суд и быть участниками блаженной жизни с Ним. Именно поэтому мы остаемся в памяти Божией. Если мы человека часто видим, мы его помним, мы его знаем. Если мы его видим редко или вообще в первый раз встречаем, то мы его забываем или вовсе не знаем. Вот и Бог так же скажет тем, которых Он не видел у Чаши жизни: «Я не знаю вас». Как в притче о десяти девах: пяти мудрых и пяти неразумных (Мф. 25,1-13). Пятеро неразумных слишком поздно пошли покупать масло для своих светильников (читай: слишком поздно вспомнили о своей душе), и пока они ходили, закрылись двери брачного торжества. Они начали стучаться: «Отвори нам, отвори!» А Жених им и говорит: «Не знаю вас». Вот поэтому Бог может сказать человеку, когда реально наступит уже его переход из этой жизни: «Я знаю тебя» или «Я не знаю тебя». И это будет зависеть то того, насколько часто мы приобщаемся к Богу, соединяемся с Ним в этой земной жизни.

Как я уже говорил, наша жизнь должна быть евхаристичной. Участие в Евхаристии не может быть эпизодичным. Если мы входим в Церковь посредством Крещения, то мы входим в Церковь для Причащения, для того, чтобы вкушать этот Божий дар.

Евхаристическая практика на протяжении веков в Церкви претерпевала различные изменения. Где-то была тенденция к ослаблению этой практики, вплоть до совершенно редкого причащения, но никогда и ни при каких условиях те святые люди, которых мы называем святыми отцами, учителями Церкви, не оправдывали уход от евхаристического образа жизни, а наоборот призывали к его возвращению и как можно частому причащению.

Но это уже тема нашей завтрашней беседы.