Истина

Среди нескольких вопросов, давно названных «проклятыми», есть и вопрос о существовании истины. Конечно, можно зарыть голову в песок скептицизма и сказать, что все относительно, нет ничего абсолютного и никакой истины нет. Но разве не плод рассудочной нечистоплотности – говорить, что отсутствие истины и есть самое истинное утверждение?

На самом деле, истины нас окружают везде. Истина того, что мы живем; истина, что этот мир – не иллюзия нашего сознания, а действительно существует; в конце концов, истина, что дважды два четыре. Но почему же таким притягательным остается взгляд скептика, почему так и тянет сказать: «Эти истины есть, а Той Самой Истины – нет»!?

Очевидно, что, когда мы вслед за Понтием Пилатом задаем вопрос: «Что есть истина?», – мы говорим не о правильности математических аксиом, о чем‑то ином. Разве разбросанные повсюду многообразные истины не выстраиваются в единую цепочку, в крепкую нить, плетущую какой‑то неведомый узор – и быть может, узор со смыслом? Только вот кто его плетет, да и приятен ли глазу будет этот узор? Может, пусть лучше сама наша жизнь – как она есть, со всеми светлыми и неприглядными сторонами, и станет челноком истины, снующим взад‑вперед, рисуя карту нашей судьбы? Ведь тогда не будет малодушного желания скрыться от пугающей своей категоричностью Истины с большой буквы. Потому что, если она есть, она имеет непосредственное отношение к каждому человеку?

Ответ мы слышим из уст блаженного Августина: «Любя что‑то другое (неистинное), люди хотят, чтобы то, что они любят, оказалось истиной, – поэтому они ненавидят истину из любви к тому, что почитают истиной».

Само слово «истина» происходит от глагола «быть»: истина – это «естина» – то, что действительно есть. Но о чем можно сказать, что оно действительно существует? Ведь у любого предмета или явления есть свой источник – ничто не самобытно в этом мире! Поэтому когда на горе Синай сквозь громы и молнии Моисей слышит голос Бога – «Аз есмь Сый», то есть: «Я есть Тот, Кто Есть», – он слышит голос Самой Истины.

«Чтобы прийти к Истине, – пишет священник Павел Флоренский, – надо отрешиться от самости своей, надо выйти из себя; а это для нас решительно невозможно, ибо мы – плоть. Но… как же в таком случае ухватиться за Столп Истины? – Не знаем и знать не можем. Знаем только, что сквозь зияющие трещины человеческого рассудка видна бывает лазурь Вечности. Это непостижимо, но это – так. И знаем, что “Бог Авраама, Исаака, Иакова, а не Бог философов и ученых” приходит к нам, приходит к одру ночному, берет нас за руку и ведет так, как мы не могли бы и подумать».

Истина, как ее видит христианское откровение, – это вовсе не какой‑то бессмысленный и безразличный закон бытия огромного часового механизма под названием Вселенная. У Истины есть свое лицо, Ее глаза пристально смотрят в человеческие сердца, осталось ли в них еще хоть что‑то, сродное с Ней? Ее взгляд строг – но любящ: ведь у Истины человеческое лицо – это лик Богочеловека – Христа. Истина – это «Незабвенность, не слизываемая потоками Времени, это Твердыня, не разъедаемая едкою Смертью, это Существо существеннейшее, в котором нет Небытия нисколько»[3]. И эта Истина рядом, она никогда не иссякнет, несмотря на то что множество лжеистин стараются ее заслонить, внушить, что они‑то и есть та Самая Главная Истина Бытия. Только бы не устать отыскивать в хаосе лживых дел и слов человеческих, в этом смешении правды и лжи ту Истину, которая одна и может спасти.

[1] Нет истины. http://poetryclub.com.ua/getpoem.php7icN11978

[2] Гете И. Фауст.

[3] Флоренский П., свящ. Столп и утверждение истины.

[4] Гиппиус 3. Бессилье.

Слушать аудиопередачу «Истина»

© Совместный проект Русской Православной Церкви и «Радио России»